Гюго Отверженные

Отзыв на книгу 2014 года

Почти прочитал Отверженных Гюго. В целом очень понравилось. Гюго чем-то похож на Достоевского. То же самое внимание к жизни существованию нищеты и низов общества. Читая это все лучше понимаешь, откуда взялись революции. И понимаешь как много нам дано и чего мы не ценим. Можно долго возмущаться, как детские дома ломают психику ребенка. Но надо помнить, что еще двести лет назад таких же детей родители выбрасывали на улицу умирать с голода.

Но Достоевский и Гюго вовсе не близнецы. Достоевский понимал, к какому кошмару приводят революции. Гюго, напротив, прогрессист. Несмотря на всю кровь городских мятежей Парижа, на ужасы переворотов — Гюго превозносит Революцию. Ее ужасы он считает необходимой ценой, которую нужно заплатить за прогресс. Прогресс, который победит нищету, даст возможность бедным девушкам зарабатывать на хлеб не торгуя своим телом, даст кров сироте.

Гюго, как и Достоевский, религиозен. Но Гюго стоит значительно ближе к деизму, религии абсолюта. Хотя Гюго и признает молитву, но монастырям он уже не дает места в обществе. Монастыри для него — оплот средневековья, которые сыграли свою роль и должны уйти. Впрочем, к общинам, сохранившим строгий устав, Гюго относится с уважением. Но служение человечеству для него важнее служения Богу. (Точнее, конечно, служение Богу он понимает именно в служении человечеству)

А написать этот пост решил поскольку даже у певца Революции Гюго нашлись весьма злободневные строки, сказанные им мимоходом, но очень точные:

«Вот простоватый солдатик, вчерашний крестьянин из Боса или из Лимузена, с тесаком на боку, который околачивается возле нянек с детьми в Люксембургском саду, вот бледный молодой студент, склонившийся над анатомическим препаратом или над книгой, белокурый юнец, бреющий бородку ножницами, — возьмите их обоих, вдохните в них чувство долга, поставьте друг против друга на перекрестке Бушра или в тупике Планш-Мибре, заставьте одного сражаться за свое знамя, а другого за свой идеал, и пусть оба воображают, что они сражаются за родину. Начнется грандиозная битва, и тени, отброшенные пехотинцем и студентиком-медиком во время поединка на великую эпическую арену, где борется человечество, сравняются с тенью Мегариона, царя Ликии, родины тигров, сдавившего в железном объятии могучего Аякса богоравного.»

И, конечно, заслуживает особого уважения любовь Гюго к Родине, к Парижу, к французской нации. Он революционер, но любящий и восхищающийся своим народом. У нас же революционеры и прочие просветители терпеть не могут историческую Россию. Как писал Достоевский:
«они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся… И никаких невидимых миру слез из-под видимого смеха тут нету!«