К выборам наконец нашел оч. важную заметку из курса лекции по истории России. Там речь шла о реформе СССР, но многое актуально и сегодня. Там автор анализирует опыт успешных преобразований тоталитарного режима в демократический (падение советского режима в Польше, Испания после Франко). Очень рекомендую.
Источник
«История удачных реформ в недемократическом обществе свидетельствует, что непременными условиями ее успеха являются:
- сильная личность реформатора;
- наличие и сохранение у него на весь период реформ сильной власти;
- наличие у реформатора собственной команды единомышленников и политических союзников;
- разработанная и ясная обществу идеология реформ, на основе которой создается общественный консенсус и обеспечивается широкая поддержка реформ со стороны общества;
- мирная нейтрализация противников реформ;
- нейтрализация сторонников-радикалов;
- сохранение экономической стабильности в стране;
- благоприятная международная обстановка.
Для СССР существовало еще 9-ое условие выхода из системы — разрешение проблемы отношения Центра и Союзных республик, того, что в отечественной публицистике получило название проблемы «имперского характера страны».
1. От личности реформатора во многом зависит выбор пути, формы и методы осуществления реформ. В тех же случаях, когда речь идет о мирном выходе из диктаторской системы роль реформатора возрастает. Как свидетельствует опыт Испании и Польши, от него зависит обеспечение столь необходимых для успеха реформ лояльности силовых структур и стабильности власти.
Успешный переход от диктатуры к демократии в Испании после смерти диктатора Ф. Франко (1892-1975) был обеспечен союзом умелого реформатора премьера Суареса с харизматическим лидером189 — королем Хуаном Карлосом I. Король обеспечил стабильность власти и лояльность силовых структур, премьер – соглашение между главными социально-экономическими силами страны. У генерала В. Ярузельского в Польше не было харизмы общенационального лидера, но была поддержка со стороны главных национальных институтов: Католической церкви и армии.
Если исходить только из буквального анализа деятельности М. Горбачева за время перестройки, то складывается впечатление (и оно подтверждается большинством исследователей и сподвижников Горбачева), что никакой программы (в смысле комплекса идеологического обоснования, методов и средств для достижения перспективной цели) у него не было. Весь период нахождения у власти он продвигался вперед как бы “на ощупь” и большую часть отпущенного ему историей времени (до 1988 г.) пытался “реформировать социализм”.
Но есть и другой вариант трактовки политики Горбачева. Один из руководителей Международного отдела ЦК КПСС Р.П. Федоров убеждал меня в том, что Горбачев хотел трансформации системы. Выход из системы он видел в социал-демократической альтернативе. В пользу такого предположения говорит и позднейшее свидетельство самого Горбачева о разговорах посвященных “прогнившей системе” с Э. А. Шеварднадзе в декабре 1984 г. в Пицунде и выбор некоторых помощников: прежде всего имевших репутацию партийных либералов и тайных сторонников социал-демократической ориентации в рядах КПСС: А.С. Черняева и Г.Х. Шахназарова.
Что касается оценки личности М.С. Горбачева, то ему не удалось создать команды, способной разработать политику поэтапной трансформации системы и обеспечения неприкосновенности его личной власти. К примеру, генерал Ярузельский такую программу поэтапного перехода власти в руки оппозиции имел. Для гарантии мирного характера передачи власти (и тем самым трансформации системы) для него был создан обладающий большими полномочиями пост президента страны.
2. Наличие и сохранение на весь необходимый период сильной власти у реформатора — это гарантия того, что развитие событий не выйдет из-под его контроля, не вызовет анархии в экономике, и не приведет к гражданской войне между сторонниками и противниками реформ. Это особенно важно в стране, в которой отсутствует гражданское общество и демократические институты. Как заметил еще в начале XIX века французский политический мыслитель А. де Токвиль (1805-1859), попытка реформирования системы слабой властью ведет к революции. Именно поэтому, одной из стоящих перед реформатором задач является обеспечение лояльности силовых структур. В случае ослабления власти он становится либо жертвой борьбы в высшем руководстве (как между сторонниками и противниками реформ, так и между радикальными и умеренными сторонниками реформ), либо жертвой вызванной критикой существующей системы радикализации масс. Сохраняя контроль над армией и МВД, осуществили мирный выход из социалистической системы и сохранение непрерывности власти генералы В. Ярузельский, Ч. Кищак и Сивицкий в Польше190.
Не следует забывать, что в нашей стране, в отличие от Испании и, частично, Польши, отсутствует традиция и культура рыночных отношений. В нашей стране, как и во времена А.С. Пушкина191, в условиях отсутствия общественных структур в качестве реформатора централизованной экономики может выступать только государство.
Горбачев ничего не сделал для сохранения лояльности по отношению к нему, как главе партии и государства, со стороны силовых структур, партийного и государственного аппарата192. Более того, он и возглавляемые им реформаторы не воспрепятствовали огульному очернению деятельности этих структур, что привело к деморализации их сотрудников, а в дальнейшем к ослаблению государственных институтов и государства как такового.
3. Наличие у реформатора союзников обеспечивает успешность реформ. Именно таким был опыт Испании, где основой перехода от авторитарной диктатуры генерала Ф. Франко к демократии было соглашение между представителями армии, промышленников и власти (умеренными из нового поколения франкистов), с одной стороны, и политической оппозицией, с другой. Это соглашение силовых структур, власти денег и политической власти с оппозицией обеспечили непрерывность и стабильность власти, проведение подлинно свободных выборов как основы для перехода страны к демократии. Этот опыт был учтен польскими генералами, соглашение которых с оппозицией под контролем армии и католического епископата привело страну к мирному выходу из системы.
Потенциальными союзниками Горбачева на пути кардинальных реформ (и, при известных условиях, выхода из системы) были: технократическая по происхождению, взглядам и способу осуществления власти хозяйственная, государственная и партийная бюрократия, идущая на смену старому аппарату (сконцентрированная в научно-исследовательских институтах и комсомольских комитетах) “технократическая” молодежь и, наконец, демократически настроенная интеллигенция193.
Особую группу потенциальных союзников составляла технократическая провинциальная бюрократия, чьи возможности и стремления осуществлять власть современными методами и быть ответственными хозяевами на местах вступали в противоречие с ориентированной на жесткую централизацию командно-административной системой. Эту проблему политологи называют «децентрализацией ответственности», которую Горбачев не сумел осуществить, да и не пытался.
Горбачеву не удалось надолго найти общий язык ни с одной из этих групп. На время это удалось Б. Н. Ельцину.
Наиболее слабым элементом среди потенциальных союзников Горбачева была демократическая, гуманитарная по существу, интеллигенция. Лишенная в условиях советской системы возможности конструктивного участия в управлении страной, она оказалась неспособной мыслить реальными интересами общества и государства. В отличие от прагматически ориентированных технократов, способность критически оценивать систему не дополнялась у демократической интеллигенции разработкой сколько-нибудь конструктивных вариантов решений выхода из системы и опытом конструктивной деятельности. Демократы предстали перед обществом неспособными воспринимать чужие аргументы и живущими в иллюзорном мире истериками. Они не имели реалистической программы и не обладали пониманием ситуации в стране. Кроме того, все они были «западниками».
4. Широкая поддержка реформе (или отсутствие сопротивления, что в некоторых типах общества равноценно поддержке) со стороны общества предполагает существование разработанной и ясной обществу идеологии реформ, на основе которой создается общественный консенсус (общественное согласие). Без понимания (целей и цены реформы) и поддержки реформ снизу они не бывают ни прочными, ни удачными. Но эта поддержка не должна выражаться в формах, грозящих дестабилизацией государства и анархией. Между верхами и низами должен существовать консенсус относительно общих и незыблемых конструктивных ценностей. Ими могут быть как ценности, которые необходимо защищать, так и ценности, которые необходимо созидать.
К первым относятся: сохранение единства страны, непрерывность и стабильность власти, т.е. недопущения анархии и гражданской войны (как в Испании после Франко или в Польше в постсоветский период); ко вторым – мирная социально-экономическая трансформация и демократизация системы (как в Испании и Польше).
Как свидетельствует опыт удачных трансформаций, в основе консенсуса лежит одобренный обществом договор, заключенный между осуществляющей трансформацию системы властью и ее потенциальными союзниками, с одной стороны, и конструктивной оппозицией, с другой. В противном случае разное понимание целей и задач реформ может привести к нарушению общественного согласия и радикализации масс (со всеми вытекающими последствиями).
Соглашение между властью и обществом в нашей стране было невозможно из-за отсутствия в ней институтов гражданского общества, с которыми власть могла бы начать диалог и заключить формальное соглашение. Не было и практики обращения к народу за активной поддержкой. Последний раз к народу (3 июля 1941 г.) обращался Сталин: ”К Вам обращаюсь я, друзья мои”. Привычка власти ”принимать решения за народ” и вера в неограниченную временем пассивную лояльность народных масс по отношению к власти подвели Горбачева.
В политической системе стран реального социализма не было места для конструктивной оппозиции194, как не было места и для существования гражданского общества с его независимой от государства жизнью. Не было в этих странах места для свободной деятельности человека ни в экономической, ни в политической, ни в культурной сферах. Отсюда слепая вера в государство-защитника народа и неспособность самостоятельно защищать свои интересы у большей части общества. В этих условиях в оппозиционную и политическую превращались любые формы проявления индивидуальной или коллективной инициативы, расходившиеся с директивными указаниями правящей партии. С выросшим на этой почве диссидентством, которое было борьбой действующих в условиях общественного вакуума одиночек, связано рождение отечественного варианта демократической интеллигенции.
В силу этих причин в СССР не было обладающей авторитетом организованной политической оппозиции и заключать соглашение о консенсусе до реформы политической системы и созыва I съезда народных депутатов СССР (1989) было не с кем. Не было ясности и относительно конечных целей реформ, во имя которых могло быть заключено соглашение.
Здесь следует напомнить об одном политическом эксперименте, организованном руководством КПСС и КГБ в период перестройки. Речь идет о попытке создания под надзором партийных органов и органов КГБ сети дискуссионных клубов, которые объединяли бы как партийных, так и беспартийных участников. От парткомов выделялись специальные люди, перед которыми ставились задачи вести в клубах и среди образующихся обществ контрпропаганду. Из этих дискуссионных клубов и выйдут в дальнейшем видные деятели российского демократического движения. Тогда же была предпринята попытка создания подконтрольной власти «оппозиционной партии». Ею оказалась ЛДПР (см. Приложение). Таким путем власть формировала систему «демократических организаций», с которыми в дальнейшем планировала вступить в «диалог».
Создаваемые таким образом «демократические силы» были одновременно и пугливы и агрессивны. Это проявилось в тревожные дни путча ГКЧП (19-21 авг.1991), когда новоявленные демократы должны были сделать выбор195.
На состоявшихся в эти годы сессиях Верховного Совета СССР, заседаниях ЦК КПСС и на съезде КПСС Горбачев боролся с противниками внутри партии, используя для этого закулисные аппаратные методы. В результате, “он выиграл все сражения и проиграл войну”. Альтернативного выхода из этой ситуации Горбачев не нашел: ему не удалось ни сохранить лояльность властных структур, ни обеспечить массовой и конструктивной поддержки своих реформ.
В свою очередь “демократия”, “рынок”, “капитализм” – эти извращенные советской пропагандой понятия – не могли стать основой консенсуса. Как показали последующие события в стране, именно созданный советской пропагандой стереотип буржуазной демократии и капитализма с их коррупцией, безработицей, преступностью, рэкетом, отсутствием внимания к культуре, науке, образованию, здравоохранению были восприняты значительной частью общества и, прежде всего “демократическими лидерами”, как норма, как необходимый этап, через который должно пройти наше общество. Именно такое восприятие дороги к рынку и демократии у новых руководителей страны обусловило политику правительства Е. Гайдара и сменившего его В. Черномырдина.
^ Ральф Дарендорф — один из авторитетных сегодня западных политологов старшего поколения — применительно к новой ситуации в странах Центральной и Восточной Европы писал о том, что демократические институты можно создать за один-два года, рынок — лет за десять-пятнадцать. Но для построения демократии этого недостаточно. Иное дело создание гражданского общества, в основе которого лежит консенсус относительно незыблемых и всеми разделяемых не только политических, но и моральных ценностей. На его создание понадобится не менее 40 лет. Ни демократия, ни рынок, продолжал Дарендорф, не создают моральных ценностей, но вне их ни демократия, ни рынок, ни гражданское общество существовать не могут.
Этого, к сожалению, в нашей стране не осознали ни теоретики, ни строители “нового общества”. Может быть поэтому «демократия» сегодня в нашей стране отождествляется с неприкрытым казнокрадством, взяточничеством и коррупцией.
В наших условиях общественное согласие было возможно на основе программы трансформации системы с целью построения общества с социал-демократической идеологией и рыночной экономикой. Для этого существовала потенциальная социальная база. Другой основой общественного согласия был патриотизм. Но Горбачев проигнорировал оба основания для создания общественного договора.
Одной из причин не заключения общественного договора в нашей стране было отсутствие у общества ясности относительно цены и целей осуществляемых реформ. Не было ясности и в стане реформаторов, а в обрушившимся на массы потоке информации деструктивные материалы и призывы (“разрушить до основания, а затем…”) превышали конструктивные.
5. В условиях разрушения системы от способности мирной нейтрализация (ослабление позиций) противников реформ зависит характер (мирный или немирный) трансформации системы, в том числе и возможность избежать (в случае обострения) гражданской войны. Любая реформа наталкивается на сопротивление тех, кто заинтересован в ее сохранении и консервации. История выработала несколько методов борьбы с ними. Большевики и их наследники среди российских радикалов конца ХХ века исходили из того, что “без слома стоящих на страже старой системы сил не удастся никакая реформа”. По иному эту проблему решали испанские и польские реформаторы, для которых было важно выяснить “условия”, на которых противники были готовы принять новую систему.
В Испании, ликвидируя созданную генералом Франко систему, реформаторы из рядов правящей партии («фаланги») боролись с франкистскими институтами, а не с людьми их представляющими. Более того, испанские реформаторы компенсировали своим противникам потерю реальной власти, найдя для старой политической элиты достойное место (экономические и политические синекуры) в новой ситуации. Тем самым был устранен личностный момент в противостоянии сторонников и противников режима. Этот опыт был учтен властями (генералами) и пришедшей им на смену антисоциалистической оппозицией в Польше. В Польше не было “охоты за ведьмами”. За лишившимися власти политическими противниками из рядов ПОРП победители оставили не только пенсии и “нажитую собственность”, но и возможность заниматься политической деятельностью.
В нашей стране безусловными противниками реформ были: партийная, государственная и хозяйственная бюрократия старого (не технократического) типа, поглощавший ресурсы страны военно-промышленный комплекс (ВПК) и его представители в политической системе. К противникам реформ демократы-радикалы отнесли не только саму многомиллионную КПСС, но и стоящие на страже системы силовые структуры (МВД и КГБ), а так же руководство армии.
Горбачеву не удалось действенно нейтрализовать старый партийный бюрократический аппарат. Знаток системы, он сумел лишить власти своих противников из среды старой высшей бюрократии. Попытка обновления высшего партийного аппарата не дала результата. Слишком скромными были кадровые ресурсы. Номенклатурная система подготовки кадров до конца СССР блокировала доступ к власти новых людей (и новых идей). Быстрое падение личного авторитета не позволили Горбачеву воспрепятствовать разложению и дезориентации силовых структур.
Разрушение в результате дискредитации в СМИ авторитета традиционных носителей власти в стране (партийных структур, аппарата МВД и КГБ, дискредитация армии) и их дезориентация привели к ослаблению способности центральной власти контролировать положение в экономике и в стране в целом, чем, прежде всего, воспользовались хорошо организованные криминальные структуры196.
Потенциальным противником трансформации системы был рабочий класс.
В рецензии на книгу Горбачева о новом мышлении известного американского специалиста по проблемам развития СССР Джорджа Кеннана о противниках горбачевских реформ говорится следующее:
Как промышленные рабочие привыкшие к тотальной безответственности, уважающие полную успехов деятельность предприятий, в которых они работают, привыкшие к выполнению только минимальной работы в течение трудового дня, уверенные, что их не могут выгнать с работы, а если даже они и будут уволены, то их будет ожидать работа в другом месте – как такие люди могут относиться к лидеру, который говорит им, что пришло время, когда они должны будут работать тяжело и хорошо и тд. Как орды административной бюрократии, во многих случаях в два раза многочисленнее чем это необходимо, могут реагировать на политику правительства, постулирующую, что они излишни и вскоре должны будут заняться чем-либо другим. А общественное мнение привыкшее платить за самые необходимые продукты – хлеб, молоко, мясо и квартирную плату и чего еще, даже не крохи от тех цен, которые за эти вещи должны платить люди на Западе. Как могут они реагировать на известие, что цены на эти основные продукты вскоре будут значительно повышены и что они должны с этим согласиться, поскольку в некоем мглистом будущем им благодаря этому будет жить лучше» (The New York Review of Books, 21.01.1988).
6. Необходимость нейтрализации сторонников-радикалов была связана с такой характерной особенностью демократического сознания в СССР как его разрушительный, а не созидательный пафос. Он делал демократическую общественность в той же мере союзниками, что и противниками Горбачева. Яркий пример тому выступления лидеров демократической интеллигенции (священн Глеба Якунина, Гавриила Попова, Валерии Новодворской и др.) на первом разрушительном этапе их деятельности. В своей книге “По ту сторону отчаяния” В. Новодворская писала о себе и о своей роли в эти годы: ”Я разрушаю сознательно и с мстительным наслаждением”. Избирательная кампания по выборам в депутаты на первый съезд народных депутатов дала им возможность организационно оформиться. Как и положено радикалам, из сторонников Горбачева они быстро превратились в его жестких и непримиримых критиков. Именно эти противники просматриваются за спинами бастующих шахтеров (Шахназаров). Одним из лидеров радикальной оппозиции стал Б. Ельцин. К моменту консолидации радикальной оппозиции личное влияние Горбачева ослабло, и он превратился в заложника старой власти.
7. Сохранение экономической стабильности является непременным условием для строительства гражданского общества и демократии. Вне ее это строительство просто невозможно. Об этом свидетельствует вся история мировой демократии. Это условие не было выполнено. Горбачеву по объективным и субъективным причинам не удалось сохранить экономическую стабильность в стране и тем самым предотвратить радикализацию общества. Предпринятые им шаги в области экономики не только не стабилизировали положения, но окончательно его ухудшили. В канун падения системы страна оказалась на пороге финансовой катастрофы. Сегодня специалисты пишут о рукотворности многих из возникших экономических проблем, о сознательном нагнетании трудностей в снабжении населения противниками Горбачева.
Запад, который столько выиграл от отказа СССР от великодержавной политики и гонки вооружений, фактически предал Горбачева, не оказав ему никакой финансовой поддержки. По словам многолетнего посла СССР в Вашингтоне А. Добрынина, западные эксперты оценили Горбачева как бесперспективного политика и не рекомендовали оказывать ему финансовую поддержку.
8. Благоприятная международная обстановка относится к необходимым условиям способствующим выходу из системы для стран тоталитарно-авторитарного типа. И дело здесь не только в необходимости обеспечения лояльности потенциальных военных противников, без которой никакой выход и реформы не возможны. Отказ от вооруженного противостояния, прежде всего, освобождает страну от дополнительных и обременительных для нее военных расходов, создавая резервы для проведения реформ и повышая ее экономическую стабильность.
Эпоха Горбачева неразрывно связана с принципиальными изменениями в советской внешней политике и отказе от традиционной для системы ориентации на борьбу за сохранение мировой гегемонии. Именно этот отказ сделал Горбачева столь популярным деятелем на Западе и принес ему Нобелевскую премию мира. Секрет его популярности лежит в том, что гонка вооружений, хотя и в меньшей степени, чем в нашей стране, разрушительным образом действовала на всю систему экономической жизни западных стран. По словам члена руководства Лейбористской партии и депутата Палаты общин Энтони Вечвуд-Бен, огромные военные расходы привели Великобританию на край банкротства.
Как не уставали в годы перестройки повторять нашим визитерам на Западе: ”Вы сами не живете по настоящему, и не даете жить нам. Как только вы откажетесь от политики угрозы ядерной войны, Вы начнете жить по-настоящему, мы Вам поможем”. Обещания были искренними. Но интерес к России и готовность оказать экономическую помощь исчезли вместе с исчезновением ядерной угрозой и военной мощью СССР и его союзников. Этот интерес пропал не только к СССР. По подсчетам, выполненным для Международного отдела ЦК КПСС197, уже в 1990 г. восточноевропейским странам было предоставлено кредитов в 25 раз меньше, чем в среднем за прошлые годы.
По мнению бывшего посла нашей страны в США А. Добрынина, причина падения интереса к нашим проблемам и отказ от экономической поддержки связан с ошибками допущенными Горбачевым и его командой из-за их некомпетентности. Запад готов был, и торговаться и платить за уступки.
В отношениях с СССР времен Горбачева Запад, как и прежде, руководствовался своими государственными интересами. Интересы Запада требовали ослабления военной мощи советского государства.
Разъясняя позицию администрации США на переговорах с Горбачевым тогдашний госсекретарь Бейкер в своих мемуарах, вышедших в 1995 году, написал: «При всем расположении к ним198 в Белом доме определяющим мотивом в подходе администрации всегда было стремление в максимальной степени использовать отношения с Горбачевым и ослабление его позиции дома прежде всего в государственных интересах США».
Самым ярким примером некомпетентности Горбачева-Шеварднадзе является решение германской проблемы. Против поспешности в деле объединения Германии высказались все авторитетные лидеры стран Западной Европы. Но… Горбачев спешил199.
”То, что должно было быть постепенным процессом эволюции, написал в своих мемуарах Добрынин, заняло у Горбачева лишь полгода… Последствием быстрого воссоединения Германии было драматическое сужение советского выбора вариантов и значительное сокращение способности Москвы формировать свою модель приспособления к новым обстоятельствам”.
В итоге в Европе была разрушена система безопасности, а Россия встала перед проблемой вступления в НАТО не только ее бывших союзников по Варшавскому договору, но и возникших на развалинах СССР новых государств.
У этой истории был еще один аспект. За год до падения берлинской стены группа западногерманских промышленников обратилась к Горбачеву с предложением обсудить с Вашингтоном проблему объединения Германии. Было сказано, что за содействие объединению СССР может получать от ФРГ по 50 млрд. долл. в год товарными кредитами в течение 10 лет. Предложение не было принято. Объединению воспротивились консерваторы в советском партийном руководстве. Но и год спустя, когда процесс объединения уже пошел, партийные либералы (Шеварднадзе) отказались обсуждать вопрос о компенсации200.
9. С момента распада СССР тезис об имперском характере системы стал аксиомой в политической публицистике, а понятие “империя” — бранным словом. Для нашей темы важно помнить, что термин «империя» означает территориально обширное и многонациональное государство, в котором, по определению, не может быть национальных проблем. Но такая форма государства, основанная на лояльности к центру и ее лидеру может существовать только в традиционном обществе. Процесс модернизации и его успехи с неизбежностью ставят проблему переосмысления характера отношений с Центром и стимулирует поиск новых форм государственного общежития, трансформации империи в федерацию или содружество наций.
СССР, по существу, представлял собой некую форму восстановленной имперской системы, в которой Центр взял на себя обязательства по развитию окраин201. Центральная власть не заметила естественно следующего за успехами в социально-экономическом развитии закономерного роста национального самосознания местных политических элит и национальной интеллигенции. Исключающая какое-либо проявление самостоятельности жесткая централизация советской системы обострила противоречия между центром и периферией, которые только ждали возможности своего проявления.
Политика Горбачева (начиная от борьбы с коррупцией на местах и кончая возможностью проведения выборов и обновления элит) предоставила провинциальным элитам в союзных республиках такую возможность.
На эти, связанные с процессом модернизации и естественные конфликты наложились старые национальные фобии и предрассудки, взаимные национально-территориальные претензии. Советская система не знала никаких других способов разрешения социальных конфликтов кроме силовых. Отсутствие в стране гражданского общества и его институтов сделали невозможным формирование независимых от местной власти оппозиционных политических институтов, с которыми Центр мог бы вести переговоры и заключать компромиссы. А борьба с коррупцией в среднеазиатских республиках только подтолкнула местные правящие элиты к разрыву с Центром.
Первое серьезное столкновение на этой почве произошло в Казахстане в 1986 г., когда во главе республиканского ЦК вместо обвиненного в коррупции Д. А. Кунаева встал присланный из Москвы Г. В. Колбин, русский по национальности. Ситуация в Казахстане не была типичной для других, особенно среднеазиатских и закавказских союзных республик, где у власти находились местные национальные элиты. Здесь у власти находилась интернациональная (состоящая из казахов, русских, немцев, евреев), а не национальная элита, которая увидела в Колбине русского наместника из Центра. Считается, что протестующих против русского наместника студентов вывели на улицу те силы, которые не хотели уступать власть. Это не был национальный конфликт в чистом виде. Скорее это было проявление конфликта местных элит с Центром, за свою долю власти и ответственности.
События в Алма-Ате стали сигналом для остальных национальных элит, которые, как мы знаем, ожидать своей очереди не стали.
Другого типа конфликт разразился в Закавказье. В 1988 г. армянское большинство населения Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджана потребовало передачи своей области в состав Армении. В результате произошли армянские погромы в г. Сумгаите, а затем и в Баку (1990). Центр и лично Горбачев, опасаясь, что передача Нагорного Карабаха Армении приведет к цепной реакции изменения границ внутри СССР, поддержали Азербайджан. Но в новых условиях эта поддержка ничего не значила. Между Арменией и Азербайджаном начался кровавый конфликт, переросший в войну (см. Приложение).
Очень показательными для того времени стали события в Тбилиси, где за годы перестройки местной интеллигенцией было сформулировано требование предоставления независимости. В апреле 1989 г. на митинге в Тбилиси были выдвинуты требования ликвидации автономий (речь шла об Абхазии) в составе Грузии и выхода республики из СССР. Новая грузинская демократия хотела национальной независимости исключительно для себя. Против демонстрантов были брошены войска, применившие слезоточивый газ и саперные лопатки. 19 человек погибли, сотни были ранены. Эти события вызвали широкое возмущение по всей стране.
События в Азербайджане и Тбилиси показали, что у центральной власти отсутствуют инструменты (кроме силовых) для разрешения возникающих конфликтов. А конфликты на «национальной» (Фергана, Новый Узень, Кишинев, Сухуми) и социальной (забастовки и беспорядки в Свердловске, Челябинске, Куйбышеве и других крупных промышленных городах) почве нарастали.
Несколько по-иному шел процесс политического и национального самосознания в республиках обладавших исторической памятью и некоей традицией существования в качестве независимых государств. В этих республиках формируются собственные и независимые от КПСС политические структуры. Сформированные в 1988 г. Народные фронты Эстонии, Латвии, Литвы выступили за восстановление государственной независимости этих республик. В ответ были созданы Интерфронты, объединившие преимущественно русскоязычное население Прибалтики. В ноябре 1988 г. Верховный Совет Эстонской ССР провозгласил свое право приостанавливать законы СССР на территории Эстонии. Верховный Совет СССР признал этот документ незаконным. В марте 1990 г. Верховный Совет Литовской ССР объявил «о восстановлении независимости литовского государства». Началось противостояние… В первой половине 1991 г. в Литве и Латвии местными прокоммунистическими силами (при поддержке силовых ведомств Москвы) были предприняты попытки вооруженного (с пролитием крови) свержения правительств Народного фронта.
Решающий удар по целостности советского государства был нанесен 12 июня 1990 г., когда высший орган государственной власти РСФСР Съезд народных депутатов провозгласил Декларацию о российском государственном суверенитете. За это решение, предопределившее дальнейший развал Союза, проголосовали как коммунисты, так и демократы. Это был важнейший сигнал для Горбачева, что в борьбе за сохранение Союза он должен изменить идеологию реформы. Не сближение с Западом, а сохранение государства могло спасти Союз и его реформы. Но Горбачев не понял или не захотел принять на вооружение патриотической идеологии.
Тем самым, распад страны стал восприниматься как естественное завершение развития системы. При этом как-то забывается, что империя — это результат длительного исторического развития, с которым связаны развитие культуры и общность исторической судьбы входивших в ее состав народов. Да и сами народы в своем большинстве, исключение составляли народы Прибалтийских республик, Молдавии (кроме Приднестровья) и Закавказья, не стремились к выходу из СССР. Власти Грузии, Литвы, Молдовы, Латвии, Армении и Эстонии высказались против проведения в их республиках референдума о судьбе Союза. Но и на этих территориях свыше 2 млн. человек проголосовало за сохранение Союза. 6 сентября 1991 г. Госсовет СССР признал независимость Латвии, Литвы и Эстонии.
Перед Горбачевым и его сторонниками стала проблема одновременного с трансформацией системы изменения характера Союза. Прежде всего, это была проблема разделения компетенции между центром и провинцией. Одновременно она решала и проблемы превращения в союзника провинциальной технократической бюрократии. Решить эту проблему Горбачев не сумел.